«В этой проклятой жизни все узнаешь. Кажется, я уже начинаю узнавать. Просто внутри все умирает, и тогда все очень легко. Живешь, не живя, как очень многие люди почти всю жизнь. Наверно, так оно и бывает. Наверно, так оно и должно быть».
Э. Хемингуэй. «Иметь и не иметь»
По-существу, это пригород большого Берлина. Когда еще существовала Стена, это был городок с местным самоуправлением в пригороде Восточного Берлина. Однако после объединения Германии мегаполис стал стремительно расширяться и через десять лет Нойенхаген можно было смело назвать пригородом Берлина.
Моросил дождь. Дитрих Барлах сидел в автобусе, глядя на серые дома, проплывающие мимо него. Его одутловатое, изборожденное морщинами лицо носило отпечаток тех испытаний, которые судьба преподнесла этому преуспевавшему некогда человеку. Рядом смеялись молодые люди. Они целовались, не обращая внимания на пассажиров. Барлах отвернулся: его это раздражало.
В Нойенхагене он вышел за два квартала до своего дома. Привычка из осторожности проходить это расстояние пешком сказалась и на этот раз. Кажется, из автобуса больше никто не вышел. Барлах оглянулся. Болели ноги. В его возрасте ноги еще не должны беспокоить. Ему только пятьдесят два года. Но они болят. Наверно, он застудил их в те осенние дни восемьдесят девятого, когда приходилось часами стоять на этих проклятых митингах, сдерживая напирающую толпу. В конце концов он сам виноват, что все так получилось. Другие устроились лучше. Впрочем, если все получится, он наконец наладит и свою жизнь. Вставит новые зубы, купит бунгало где-нибудь на островах Тихого океана или домик в США. Найдет приличную женщину, конечно немку, американки ему всегда не нравились. Заведет себе детишек, вылечит отмороженные ноги, застарелый радикулит и наконец сможет жить, как должно жить человеку.
Барлах посмотрел в стекло витрины магазина. Через него можно увидеть любого, кто будет его преследовать. Но кроме молодой женщины с ребенком, спешившей в другую сторону, никого не было.
Бывшие пригороды Восточного Берлина все еще оставались «советскими» городками, с казарменным обликом улиц, кварталов, с безликими домами, построенными по типовым проектам. Барлах переехал сюда много лет назад, после развода с женой. Тогда в городке еще можно было услышать смех и увидеть счастливых людей. Потом их становилось все меньше и меньше. Молодежь переселялась ближе к центру или уезжала на Запад. Здесь остались только пенсионеры и люди, разуверившиеся в новых преобразованиях.
Барлах пошел дальше. У своего дома он встретил соседа. Они жили в одном подъезде, но до сих пор не были знакомы и не знали друг друга по имени. Буркнув приветствие, Барлах вошел в подъезд и поднялся на второй этаж. Войдя в квартиру, он услышал привычное мяуканье и горько усмехнулся. С прошлого года единственным его близким существом была кошка, которую он подобрал на улице. Барлах снял старую куртку и повесил на вешалку. Затем достал сигареты и отворил дверь на балкон, чтобы выйти и закурить. Такая привычка осталась еще с тех пор, когда он был женат, — его супруга не выносила табачного дыма. Сейчас он был один и мог курить даже лежа в постели. В этой квартире никто не нарушал его одиночества. Женщины его давно не интересовали, а друзей у него не осталось. За исключением одного, которому он очень верил.
За спиной мяукнула кошка. Барлах обернулся и усмехнулся. Хочет молока. Он прошел на кухню, достал пакет с молоком и тарелку.
— Иди, — позвал он кошку, поставив тарелку с молоком на пол.
Он не заметил стоявшую около дома машину, которая выехала из-за угла, когда он уже вошел в дом. Это был темно-серый «фольксваген». В нем находились два человека. Сидевший за рулем взглянул на своего спутника. Тот кивнул. Не было произнесено ни слова. Второй достал мобильный телефон.
Барлах еще раз позвал кошку. Она почему-то не пришла на кухню. Он разозлился. В конце концов он не обязан кормить ее, выкраивая марки из своей пенсии.
— Где ты? — зло спросил Барлах.
В столовой послышался шум. Он прошел в комнату и увидел, что кошка выскочила на балкон.
— Черт тебя возьми, — выругался Барлах, — еще не хватало, чтобы ты носилась по балконам.
Он поспешил за кошкой. И проходя через столовую, механически включил свет. Сидевшие в «фольксвагене» увидели, как загорелся свет в доме. И один из них, державший в руках аппарат мобильной связи, начал набирать номер. В этот момент Барлах вышел на балкон. Он не мог представить, что это маленькое животное спасет ему жизнь. Выйдя на балкон, он увидел, как она спускается по водосточной трубе.
— Куда? — хотел крикнуть Барлах, но в этот момент раздался телефонный звонок. Он обернулся. Телефон зазвонил второй раз.
Откуда ему было знать, что именно два телефонных звонка служили условным сигналом для включения взрывного устройства. Барлах смотрел на аппарат, понимая, что нужно войти в комнату и взять трубку. И в этот момент раздался страшный взрыв. Взрывной волной его выбросило во двор вместе с оторвавшимся от здания балконом. Очевидно, даже немецкие строители, построившие дом в начале семидесятых, не полностью избавились «от родимых пятен социализма» и сэкономили на цементе. Балкон оторвался и рухнул.
Барлах был еще в сознании, когда услышал завывание полицейской сирены и почувствовал, что чьи-то руки осторожно поднимают его голову.
— Кажется, он еще жив, — взволнованно сказал кто-то из соседей.