Камни последней стены - Страница 77

Осуждать Берию как английского шпиона было по меньшей мере неумно. И создавать комплекс негативного отношения к спецслужбам, которых называли палачами и садистами, было тоже неправильно. Заодно с настоящими садистами-следователями арестовывали и людей, работавших во внешней разведке, которые внесли огромный вклад в победу. В шестидесятые годы началось движение диссидентов, которые протестовали и против самой системы, олицетворением которой были карательные органы КГБ. Соответственно, сразу после победы «демократической августовской революции» девяносто первого года КГБ был упразднен и разделен на мелкие организации. Однако на самом деле в любом государстве при любых режимах должны существовать организации, занимающиеся проблемами безопасности людей и самого государства.

Именно поэтому спустя много лет некоторые диссиденты с горечью говорили, что метили в коммунизм, имея в виду систему, а попали в Россию, имея в виду государство. Неумение отделять объективно необходимые организации, входившие в КГБ, от политического сыска, которым тоже занималось КГБ, привело к тому, что в странах СНГ правоохранительные органы не вызывали у населения того доверия, которое они вызывали, например в странах Балтии. И конечно, многолетнее воспитание сказалось и на отношении к офицерам спецслужб, в том числе и милиции. Сотрудничество с ними считалось постыдным, а любая информация, выданная им, выглядела почти предательством. Подобного отношения не было больше нигде в мире, где помощь сотрудникам собственных спецслужб считалась почти долгом каждого гражданина.

Кардиган вошел в палату вместе с Гурвичем. Барлах лежал на койке, к руке была присоединена капельница. Фиксировалось давление, пульс. Рядом стояла пожилая медсестра. Строго взглянув на Гурвича, она предупредила, что раненого нельзя сильно беспокоить, и вышла из палаты. Бутцман смотрел на посетителей. Ему повезло, он остался жив и мог разговаривать.

— Мистер Бутцман, — подошел к нему Кардиган, — вы знаете, что мы ищем сотрудников вашей группы. Как вы полагаете, мог в вас стрелять Гайслер.

— Нет, — выдохнул Бутцман, — нет.

— Кто это мог быть?

— Не знаю.

— Бруно Менарт?

— Нет.

— Габриэлла Вайсфлог?

— Нет.

— Тогда кто? — разозлился Кардиган. — Кто мог в вас стрелять?

— Не знаю.

— Вы знали Барлаха? Дитриха Барлаха, бывшего офицера полиции.

— Нет. Меня об этом уже спрашивали.

— Кто спрашивал?

— Дронго.

— Какой Дронго? — не понял Кардиган, поворачиваясь к Гурвичу. — Кто это?

— Тот самый эксперт из Москвы, о котором мы вам рассказывали, — пояснил Гурвич.

«Значит, они тоже знают о Барлахе, — мелькнула опасная мысль. — А если вообще никаких документов нет, и это — грандиозная игра-мистификация, предпринятая русскими против отделений ЦРУ в Европе? Мы ведь не знаем, какие цели они преследуют. А если с ними начали игру русские, которые последовательно убрали Нигбура, стреляли в Бутцмана, устроили взрыв в доме Барлаха? Но почему тогда Бутцмана не убили? И куда делся Карстен Гайслер?»

— Вы не знаете, куда мог скрыться Гайслер? — поинтересовался Кардиган. — Куда он может отправиться из Израиля.

— Не знаю, — ответил Бутцман. Он действительно мог многого не знать о своем бывшем коллеге. Ведь прошло столько лет.

Кардиган растерянно оглянулся на стоявшего рядом Гурвича. Разговора не получалось. Бутцман либо действительно ничего не знал, либо не хотел говорить.

— Что вам сказали русские? — спросил Кардиган, но Гурвич неожиданно дотронулся до его руки.

— Не нужно об этом спрашивать, — попросил Гурвич. — Я могу ответить вместо него.

— Хорошо. — Кардиган не понял, почему вмешался этот сотрудник МОССАДа, но подумал, что будет совсем неплохо, если ему кто-нибудь объяснит, что именно здесь происходит.

— У меня к вам последний вопрос. — Кардиган наклонился к Бутцману, чтобы тот слышал каждое его слово. — Что вы знаете о копиях документов, которые могли сохраниться в вашей группе?

Гурвич слышал, что именно спросил американец. И подумал, что они были правы, предполагая, что речь идет о важных документах, за которыми одновременно охотились сотрудники ЦРУ и СВР. Нужно будет запросить резидентуру МОССАДа в Германии о возможности получения столь важных документов. Если, конечно, удастся в последний момент переиграть американскую и российскую разведки.

— Ничего, — ответил Бутцман, открыв глаза и посмотрев на своего гостя. — Никаких копий не было, — убежденно сказал он. — Мы не делали никаких копий. Мы их отдали русским и больше ничего не было. Ничего… — он снова закрыл глаза.

В палату вошла медсестра, которая строго взглянула на посетителей. Кардиган пожал плечами и отошел от постели больного. Вместе с Гурвичем они вышли в коридор.

— Откуда вы знаете, о чем именно говорили Бутцман с экспертом?

— Я знаю этого эксперта больше тридцати лет, — пояснил, улыбаясь Гурвич, — это не обычный эксперт, он бывший аналитик ООН и частный эксперт, которого привлекают для решения наиболее сложных задач. Он задавал примерно те же вопросы. Только его интересовали не документы, которые они, в отличие от вас, очевидно, получили, а предатель, который мог передать эти документы вам.

— Бутцман знал имя предателя?

— Нет, не знал. Они вообще не успели закончить свой разговор. Как только они начали говорить серьезно, в Бутцмана выстрелили. Он упал на пол и чудом остался жив. Пуля застряла в легком. Но операция прошла благополучно, и теперь врачи надеются на благоприятный исход.