— Надеюсь, вы объясните им, что стрелять ни в коем случае нельзя, — хмуро уточнил Страус.
— Конечно. Они знают, что речь идет об очень важной операции.
— Надеюсь, что знают, — пробормотал Страус. — Даже во времена Стены у нас не было такой важной операции. Если все пройдет нормально, это станет вашим большим успехом, Кардиган. Может быть, самым большим успехом в жизни.
Кардиган почувствовал, как раздвигаются губы в усмешке. Ему были приятны слова старого разведчика. Оставалось только получить наконец эти проклятые документы, из-за которых он уже столько времени сидел в Европе.
Была глубокая ночь. Они сидели в кабинете Осипова, продолжая обсуждать варианты.
— Мы готовы, — докладывал генерал Минулин. — Если завтра вечером не получим подтверждения от Дронго, то утром пошлем сигнал нашим людям.
— Все предупреждены? — поинтересовался Осипов.
— Вчера мы еще раз уточнили наши позиции, — осторожно подбирая слова, сказал Минулин. Он говорил так, словно его могли подслушать даже здесь, в кабинете одного из заместителей руководителя Службы внешней разведки страны.
— Американцы собираются десятого числа вывезти Барлаха из госпиталя вертолетом, — доложил Минулин, — у вертолетной площадки будет стоять наш человек, который прикрепит пластиковую мину к днищу вертолета. Когда они будут достаточно далеко, произойдет взрыв.
— Он уже подтвердил готовность?
— Конечно, — кивнул Минулин. — Мину мы ему уже передали. Другой «специалист» сейчас в Вюрцбурге. Получив наше подтверждение, он поедет в Нюрнберг. Позицию он уже выбрал. Его объектом должна стать Габриэлла Вайсфлог. Другой «специалист» — в Зуле. Он будет ждать Менарта на стоянке, рядом с его автомобилем. Как только Менарт подойдет и попытается завести мотор, машина взорвется. Мы могли бы применить более скрытые формы ликвидации, но нет гарантий, а в этом случае все будет решено за несколько секунд.
— Дальше, — мрачно потребовал Георгий Самойлович.
— Гайслера мы пока найти не можем. Но, по нашим сведениям, он не возвращался в Германию из Израиля. В Тель-Авиве есть небольшие проблемы. Мы нашли медсестру, которая согласна «решить» проблему Бутцмана. Но гарантии нет. Поэтому мы внимательно следим за больницей и ищем резервные варианты. Шилковский находится в Москве, и за ним уже наблюдает наш сотрудник. Но Шилковский сейчас на даче за городом.
— На какой даче? — не понял Осипов.
— У его жены есть дача, — пояснил Минулин, — он часто ездит с ней за город. Он ведь работает в компьютерной фирме, неплохо зарабатывает. И естественно, что когда купил «жигуленок», начал ездить к ней на дачу.
— Они оформили свои отношения?
— Нет. Но живут вместе. Ему все еще тяжело ходить.
— Ясно, — Осипов задумался. — С Шилковским все ясно, он в Москве. А вот с Бутцманом будет проблема. Вам нужно каким-то образом ее решить.
— Мы решаем, Георгий Самойлович, — сказал Минулин. — Думаю, сумеем решить.
Он не успел договорить, когда раздался телефонный звонок. Осипов взял трубку. Он не сразу понял смысл того, что ему сообщили. Затем побагровел. Потом переспросил. И наконец схватился за сердце, которое у него никогда не болело.
— Что случилось? — испуганно спросил Минулин, вставая. Он понял, что произошло нечто невероятное. Осипов, задыхаясь, открыл рот, и генерал Минулин услышал самое страшное сообщение за всю свою жизнь.
Из полиции их отпустили поздно ночью. Двое полицейских дали показания, что он стрелял лишь в силу необходимости. Их отпустили, и они поехали в отель. Лариса мрачно смотрела на своего напарника. Когда они приехали, она спросила:
— Неужели ты вспомнил об обойме в эти доли секунды? Неужели ты принял решение так быстро?
— Что мне оставалось делать? — поинтересовался Дронго. — Ждать, когда этот полоумный убьет офицера полиции? Или выстрелит в тебя? Плохо, что все так получилось. Я не думал, что он разобьется. Видимо, выстрел раздробил ему кость, и от случившегося болевого шока он пошатнулся, а затем полетел вниз.
— Да, наверно. — Она все еще испытующе смотрела на него. Потом еще тише произнесла. — Вы герой не моего романа.
— В каком смысле? — не понял он.
— Как ты живешь с такими мозгами? — спросила Лариса. — Тебе, наверно, сложно. Умение так много работать, целиком отдаваться любимому делу. У меня так не получается.
— Женщины всегда более основательны, чем мужчины, — возразил Дронго. — Они справедливо считают, что работа не самое важное в жизни. У женщин всегда больше понимания чего-то глубинного, если хочешь, настоящего. Женщины не бывают коллекционерами, они редко имеют хобби. Вы более основательны. А мы отдаемся, как дети. Одни любят политику, другие — войну, третьи — деньги. У каждого из нас есть своя игрушка. Моя игрушка — работа. Это мой крест, который я буду нести всю свою жизнь.
— Тебе, наверно, так тяжело нести этот крест.
— Да, — сказал Дронго, — но иногда мне кажется, что так и должно быть. Кто-то должен выполнять эту работу, помогая людям, вселяя в них уверенность, что победа добра возможна, что зло бывает наказано и должно быть наказано. Кто-то должен этим заниматься каждый день и каждый час.
В этот момент раздался звонок мобильного телефона Ларисы. Она достала аппарат все с тем же умиротворенным видом и неожиданно замерла. Услышанная весть потрясла ее. Она вздрогнула, взглянула на Дронго.
— Что случилось? — поинтересовался Дронго.