За завтраком Дронго изложил Ларисе свой план. Следовало быть особенно осторожными. После случившегося с Андреем стало понятно, что американцы пойдут на все, лишь бы не допустить встречи представителей Москвы с бывшими сотрудниками группы Хеелиха.
— Встреча с Менартом представляется мне решающей, — тихо объяснял Дронго, когда они вышли погулять вокруг отеля. — Если Гайслер предатель и это очевидно, почему не подпускают никого к Менарту. Но если Менарт работает на американцев, почему он еще здесь и они действуют столь бесцеремонно. Отсюда я могу сделать единственный вывод. И немцы, и американцы боятся этого информатора. Они не знают, кто именно должен передать сведения Барлаху, чтобы тот затем передал их сотрудникам ЦРУ. Они так же, как и мы, ничего не знают и на всякий случай наблюдают за всеми бывшими сотрудниками группы Хеелиха. А это значит, что нам придется пройти два кольца наблюдений. И американцы, и немцы сейчас должны следить за Менартом. Но нам в любом случае нужно сегодня к нему прорваться.
— Что вы думаете делать?
— Нужно использовать любую слабость в их «обороне». В отличие от Менарта, сотрудники ЦРУ и БНД, наблюдающие за ним, не обязательно должны знать русский язык. Я думаю использовать это обстоятельство. Посмотрим сначала, где он живет.
— В одном из тех домов, — показала она в сторону музея оружия. — Кажется, его квартира на втором этаже.
— У дома стоит автомобиль, — показал Дронго на «фольксваген».
— А другая машина — чуть дальше, — кивнула Лариса в другую сторону, где стоял темный «ситроен». — Они, кажется, следят и друг за другом.
— Ну, это понятно. Они же не могут бить друг другу морду или сбивать машиной, как Андрея. Здесь царит политкорректность. Разведчики обоих государств делают вид, что не знают друг друга. Или не замечают.
— Что будем делать? — поинтересовалась Лариса.
— Мы используем наше преимущество, но сначала нужно уточнить, что именно случилось с Андреем Константиновичем. Когда в Зуль должен прибыть представитель посольства?
— Наверно, часам к десяти. Из Дрездена.
— Тогда дождемся его и уточним, что произошло с Андреем. А потом приступим к осуществлению нашего плана. Кстати, по моим расчетам, Менарт должен уехать на работу. Почему он еще дома?
— Почему вы думаете, что он дома?
— Машины. Они бы не стояли здесь так долго. Зачем им охранять его пустую квартиру? Тогда получается, что он дома. Уже десятый час утра и немцы обычно в такое время уже давно на работе.
— Может, позвонить ему и уточнить? — предложила Лариса. — Его телефон должен быть в телефонном справочнике.
— Давайте позвоним. Только из автомата. Пройдем несколько кварталов и позвоним. А потом нужно уходить — его телефон наверняка стоит на прослушивании.
Они свернули на небольшую площадь и поднялись вверх по мощенной камнем улице. Минут через пять они остановились у телефона-автомата. Лариса достала справочник и довольно быстро нашла фамилию Менарта и его адрес. Она достала носовой платок, набрала номер. Ответил глухой мужской голос. Она повесила трубку.
— Он дома, — кивнула она Дронго. — Что думаете делать теперь?
— Погулять по городу, — невозмутимо ответил Дронго. — Только уйдем отсюда, чтобы нас здесь не видели. Зуль очень красивый городок, я был здесь лет пятнадцать назад. Тогда все было по-другому. Хотя раньше было и везде по-другому. Я становлюсь ворчливым эгоистом. Это, наверно, старость. Как вы думаете?
— Судя по тому, как вы провели ночь, то, наверно, да, — с вызовом сказала она. — Я думала, вы будете решительнее. Или вам было достаточно того, что случилось в Тель-Авиве?
Она тогда вышла из ванной обнаженной и стояла перед ним, не смущаясь ни своих выбритых волос, ни своего тела.
— Я уже извинился за свое вторжение в Тель-Авиве, — хмуро заметил Дронго. — Что касается моей старости, то, наверно, вы правы.
— С Габриэллой Вайсфлог вы немного забыли о своем возрасте, — напомнила Лариса. — Или мне показалось? Может, из-за плохого знания итальянского языка я не совсем поняла, чем именно вы занимались.
— Вы совсем не поняли, — согласился Дронго. — Иногда один человек может дать другому немного тепла. И больше ничего не нужно. Это единственное, что вообще может дать человек.
— Иногда вы становитесь меланхоликом, но вам это не идет. Вы слишком активны.
— Да, — согласился Дронго, — я действительно иногда становлюсь меланхоликом. Идемте быстрее. — Он потянул ее за руку. — Кажется полицейские уже окружают квартал, откуда мы позвонили.
— Оперативно сработали, не думала, что они так быстро среагируют.
— Речь идет о самой крупной агентурной сети, когда-либо имевшей место в истории. Уникальность положения ГДР заключалась в том, что это была как бы часть общего германского государства, развивавшаяся по своим законам. И когда десять лет назад они объединились, возможности внедрения в эти земли агентов и осведомителей были неисчерпаемы. Чем и воспользовалась ваша служба. Кому должны были достаться многочисленные агенты, бывшие сотрудники, проверенные сексоты «Штази». Они же не могли идти работать на западных немцев, против которых вели борьбу всю свою жизнь. Значит, оставался единственный выход — согласиться на сотрудничество с реальным правопреемником КГБ и «Штази» — Службой внешней разведки России.
— Вы говорите так, словно жалеете этих людей.
— Отчасти жалею. «Мы в ответе за тех, кого приручили». Кажется, так сказал Сент-Экзюпери. Чем все это кончилось? Сорок лет устоявшейся жизни сменились другой, совсем непохожей на прежнюю. А посмотрите, что случилось с Россией. Разве с ней не произошло еще большей трагедии. Людей просто бросили в новую жизнь, заставив приспосабливаться к условиям дикого капитализма. Сейчас рассказывают, какие умные олигархи появились в Москве. Но ум здесь ни при чем. Никто не говорит, что все эти полужуликоватые типы нажили миллионы лишь за счет грабежа собственного государства. Преуспели только те, кто получил доступ к государственной кормушке в период разграбления собственной страны. Я понимаю, что постепенно они сойдут на нет. Нельзя жить одним воровством, нужно что-то и создавать. Но таковы реалии последних десяти лет. А я не принимал их и не могу принять до сих пор.